|
КЕНИГСБЕРГ
Я прибыл в город Кенигсберг - столицу Восточной Пруссии. Это восточный форпост
немецкого государства. Город-крепость, где определялась военная политика многих
поколений. Здесь рождалась и чествовалась военная захватническая идеология от
крестоносцев до Гитлера. Здесь рождались планы крестовых походов, первая и
вторая мировые войны. Сюда же стекались битые «хвалёные» генералы вермахта после
каждой наглой вылазки на восток. Так что всегда «дранг нах остен» заканчивался
там, откуда он и начинался. В эту столицу военной мощи Германии и забросила меня
моя извечно непоседливая и коварная судьба. Уже после войны мне пришлось
побывать в поверженном Кенигсберге (Калининграде) и удалось посмотреть ряд
грандиозных укреплений, как в центре города, так и по укреплённому поясу вокруг
него. Это зрелище впечатляло. Жаль, что город до основания был разрушен. Мне же
пришлось видеть его целым и невредимым. Сохранилось только несколько зданий. По
их первозданному виду можно представить, какой уютный, чистый, зелёный и в целом
красивый был этот город. Но в то далёкое время он был для нас даже не мачехой,
потому что мы были для него всего-навсего в качестве безгласных рабов.
Но история вновь повторялась. «Дранг нах остен» закончился снова там, откуда
начался. Генералов вермахта убрали отсюда. Город разрушен и передан на восток -
России.
Разместили нас в двух панельных сборных бараках лёгкого типа (климат там
значительно мягче нашего). Напротив стоял барак такого же типа, но в половину
длины - для конвоя. Всё это было огорожено колючей проволокой. Из надворных
построек - одна уборная. Местность - песок. Рядом река Прегель (теперь Преголя),
она является как бы каналом, соединяющим порт Кенигсберг с военным портом Пиллау
(Балтийск) на берегу Балтийского моря. Лагерь «Штюцпункт» («Опорный пункт») на
западной окраине города примыкает к судоверфи, занимающейся в основном
эксплуатацией и ремонтом судов и частично строительством их.
Контингент лагеря обязан был трудиться на различных работах этой верфи и
частично использовался на городских объектах. Люди, имевшие специальность
металлистов, использовались как слесари, токари и так далее. Остальные - на
строительных работах, уборке территории и других хозяйственных работах завода.
Строили в разных районах города такие же бараки. В осеннее время закладывали на
территории завода овощи в буртах.
Были и другие работы по городу, такие как разгрузка вагонов и тому подобные.
Рыли на улицах города бомбоубежища. В одном из них позднее генерал Ляш руководил
обороной Кенигсберга и сдал город Советским войскам.
Иногда меня оставляли в лагере в качестве переводчика. Это часто бывало
необходимо и полезно для нас. Были иногда случаи, когда приходилось сглаживать
«острые углы» в отношениях с конвоем.
Благодаря знанию мной немецкого языка, часто возникали доверительные беседы с
рабочими - немцами (мы их называли мастерами) или с конвоирами, которые
относились к нам благожелательно, с пониманием. Мы им говорили, что, видимо, они
коммунисты, но они молча улыбались.
Кормили нас в лагере тоже очень плохо. Ребята заменяли пищу водой. От этого
делались как брёвна руки и ноги, а особенно сильно отекало лицо. Оно
превращалось в блин - нос прятался в раздутые щёки, глаза превращались в щели,
веки надувались, как у задержавшегося на этом свете покойника. Видение страшное.
Но голод не тётка. Вот некоторые и пытались экспериментировать. Как и раньше,
разговоры в большей мере касались только еды.
Но, тем не менее, среди пленных тоже было много удивительно талантливых людей,
которые не теряли самообладания и помогали в этом другим. Кто-то действительно
был силён в философии жизни и помогал многим удержаться на уровне, достойном
порядочного человека. Кто-то просто в уме решал сложнейшие математические
задачи. Один обладал феноменальной памятью и артистическими способностями - в
течение нескольких недель, как бы читая по книге, со всеми нюансами рассказывал
историю «Монте Кристо». А Ермоленко из-под Курска несколько месяцев почти каждый
день (точнее вечер) рассказывал, как он женился. Тут и пышность обрядов, и
пикантные обстоятельства интимных отношений. Но построено всё логично, озорно и
увлекательно. И ещё. Вряд ли кто из нас сомневался в нашей Победе над
зарвавшимся врагом и его идеологией. Был, правда, один фискал. Но его скоро
излечили. И никакие власовцы не достигли ни малейшего успеха в вербовании в РОА
(российская освободительная армия). И ещё надо сказать об неординарных
способностях многих ребят, работавших в механических цехах. Много делали они
различных поделок, особенно украшений в виде колец из бронзы и латуни, и
реализовывали их через конвоиров (вахманов), мастеров и рабочих немцев. Те
приносили им за это то булку хлеба, то что-нибудь другое - съестное. В лагере
было много групп, основанных на дружбе и взаимовыручке и по месту совместного
проживания. Всё заработанное делилось внутри этих групп. Иногда это делалось с
помощью самодельных весов, изготовленных из палочек и обрывков верёвочек или
ниточек. Отдельные разрезанные куски развешивались на этих весах, затем один
человек тыкал пальцем на какой-нибудь кусочек и кричал: «Кому?», а другой,
отвернувшийся от всех, называл имя или фамилию получающего свою долю.
Никто из немецкой администрации не снабжал нас никакой обувью или одеждой. Разве
что обували в деревянные выточенные башмаки - клумпы. Идёт колонна пленных -
цокают громче кавалерии. Но изготовляются они немцами в совершенстве. Как будто
отлиты по ноге. Не помню, чтобы кто-то жаловался на потёртости ног. Были и свои
сапожники из пленных. Если доставали куски кожи, то тачали сапоги по
изготовленным ими самими из дерева колодкам. Из приобретённых где-то приводных
ремней делали подошвы и таким образом чинили обувь. Но это было не так часто.
Главной проблемой являлась еда, вокруг которой почти непрерывно крутились мысли
и разговоры. Иногда пищей являлись остатки из контейнеров, куда выносились
отходы столовой контингента моряков трёхтрубного военного корабля, стоявшего
недалеко от лагеря и являющегося, вероятно, школой для моряков. Пища, конечно,
не всегда первой свежести. Иной раз от кислоты и рот, и глаза ведёт. Но жить
было надо. И на эти остатки тоже надо было благоволение вахманов. Можно было
заработать приклада винтовки.
Где-то осенью 1942 года некоторые из нас были переведены в другой лагерь, ближе
к центру Кёнигсберга. «Прзен» назывался. В переводе «Познань». Этот лагерь
больше специализировался на строительных и коммунальных работах. Кто-то работал
на строительстве моста, бомбоубежищ, а иногда привлекали на разгрузку вагонов,
иногда и с продовольствием, что, конечно, было благом. При хорошем мастере и
вахмане можно было иногда не упустить момента, а смекалки всегда хватало.
|