|
ПОХОД НА ЗАПАД
Итак, в июле 1944 года, после «партизанки», я был зачислен в 339 (334
гвардейский) стрелковый полк 308 (120 гвардейской) стрелковой дивизии, которая
формировалась в родном городе Омске и после освобождения города Рогачёва
получила наименование 120 гвардейской «Рогачёвской». Было много интересных
разговоров с омичами - войнами дивизии.
Мы прошли Волковыск, освободили Белосток и ряд других населённых пунктов. В
одной из атак нам пришлось форсировать с ходу небольшую речку шириной где-то
10-20 метров. Но такие болотные речки, как правило, узкие и глубокие, с низкими
отвесными берегами. Я с ходу ухнул в неё головой, выплыл без особого труда, но
партизанские документы, напечатанные на машинке, размокли, расползлись и
практически перестали существовать. Пришлось, спустя почти тридцать лет, будучи
в Минске, восстанавливать эти документы через партархив. В результате я получил
настоящий партизанский билет.
После нашей атаки мы заняли оборону. Я быстренько вырыл первый в своей жизни
боевой окоп в полный профиль, замаскировал его со всем тщанием, чем вызвал
удивление и любопытные взгляды соседей - бывалых воинов. Это был, пожалуй,
первый и последний окоп в моей жизни. Несмотря на отличный, казалось бы,
фортификационный стиль и качество моей работы по рытью и оформлению окопа, я был
в нём ранен и попал в медсанбат. Затем меня вывезли самолётом «Дуглас» в
Могилев, в полевой госпиталь, а оттуда - в город Троицк Челябинской области, в
госпиталь № 1730. После него, через 15-й батальон выздоравливающих и 15-й
запасной батальон в городе Челябинске, в январе 1944 года я был направлен под
Варшаву для пополнения находящейся там на переформировании 23-ей гвардейской
стрелковой дивизии 3-ей Ударной Армии, где был зачислен в полковую разведку
63-го стрелкового полка, с которым дошёл до Берлина, до Эльбы, где встретился с
англичанами. Больше рыть окопы мне не приходилось - разведчики их обычно и не
роют.
После формирования, 23-я дивизия была направлена под Варшаву и во втором эшелоне
прошла через всю польскую столицу, в полном смысле бывшую. Её физически
практически не существовало. Это была сплошная груда развалин, груда камней - ни
единого целого дома.
После Варшавы дивизия перешла в первый эшелон, и началось упорное движение на
запад, как сказал бы немец: «дранг нах вестей», но уже русских, советских войск.
Движение было впечатляющим. Танковые броски за сутки были 30-40 и более
километров. Шли вперёд дни и ночи. В этот период нашим командованием было
осуществлено много тактических новинок.
Помню длительную по времени и расстоянию атаку в Померанской операции. По
Померании шли глубокой ночью. Была изрядная пурга. Над полем боя были в большом
количестве подвешены осветительные ракеты - было светло, как днём. Это позволяло
вести прицельную ружейную стрельбу. Прицельно работали артиллерия и авиация. В
рядах наступающих был огромный психологический подъём. В то же время это в
сильной мере деморализующе действовало на противника. Мы шли в эту атаку
ускоренным шагом, не давая немцам закрепиться.
В литературе мало пишут о Померанской операции. По моему мнению, это было одно
из эффективных и эффектных наступлений не только в масштабе Висло-Одерской
операции. Померанская операция была украшением Висло-Одерской. В этих боях
прославили себя и наша 3-я Ударная армия, и другие армии 1-го Белорусского
фронта, повёрнутые после окружения польского города Познани резко фронтом на
север, в Восточную Померанию, где складывался узел сопротивления и объединялись
крупные силы немецких войск в группу армии «Висла», грозившую с севера
выдвинувшимся к Одеру советским войскам. Наши войска отрезали попытки
контратаковать наши фланги и окружили группировку врага в районе города
Шнайдемюль. Фашисты дрались с остервенением. В расположении нашей части днём и
ночью проходили стычки с выбирающимися из окружения малыми и большими группами
немцев. Разведчикам было не до отдыха. Днём и ночью челноком мы сновали от
батальона к батальону, где заваривалась каша с окруженцами, пробирающимися через
наши боевые порядки. Однажды, мы находились с одним из разведчиков вблизи от
тыловых подразделений. Была тёмная «уколи глаз» ночь. Послышался приближающийся
треск сучьев. На наш окрик «стой, кто идёт!» раздалась автоматная очередь. Мой
товарищ упал замертво. Группа немцев круто повернула и исчезла в лесу.
На другой день поступила команда разведать местность в районе расположения штаба
полка и тыловых подразделений, расположенных в лесной местности, так как
участились нападения на эти подразделения.
Рано утром разведчики растянулись в цепь и начали прочёсывать лес. Рядом со мной
шёл мой товарищ, с которым мы прибыли из госпиталя. Помню, тогда под Варшавой,
руководство дивизии приметило нашу сложившуюся после госпиталя и в дороге на
фронт группу и предложило нам всем воевать в полковой разведке. Мы
посоветовались с этим товарищем, Лёней. Он был родом из Наро-Фоминска. Фамилию
его я забыл. Он произнёс: «Ну что ж, Борька, или грудь в крестах, или голова в
кустах». И вот в этом поиске, в этом скоротечном бою он только выглянул из-за
ствола берёзы - и пуля угодила ему прямо в лоб. Так судьба распорядилась с моим
наро-фоминским товарищем. Такое вот было роковое совпадение слов и их
исполнения. Слова оказались вещими. Цепь, однако, продолжала движение с желанием
отомстить за товарища. Шквал огня мы обрушили на огневые точки врага. Враг
бежал, оставив довольно большой крупный окоп, где остались следы расположения
миномёта и пулемётов, да кучи стреляных гильз.
Операция по уничтожению окружённого немецкого гарнизона продолжалась. Кольцо
сужалось. Плотность огня по нему увеличивалась. Число пробирающихся из окружения
не уменьшалось. По пути в один из батальонов группа разведчиков остановилась на
опушке леса. Где-то далеко «проиграла» наша «Катюша». Мы поняли, что стреляет
она с другой - той стороны окружения, через головы фрицев. По звуку реактивных
снарядов мы поняли, что они идут прямо на нас. Мы бросились наутёк подальше от
этого места. И что же? Последние снаряды разорвались именно там, где мы стояли,
где услышали вой. Как говорится, обманули судьбу на этот раз.
Не было спокойно и в небе, в воздухе. Внезапно среди бела дня над нами
разгорелась дуэль «мессершмидта» и нашего «ястребка». Обоими самолётами
описывались сложнейшие пируэты, разносился страшный рёв моторов - бой проходил
не на большой высоте. В районе наших тылов. Сбежалось много народа посмотреть.
Всё это произошло в короткий миг. И бой как-то даже воспринимался несерьёзно -
как учебный, тренировочный, показательный. Но это всё-таки был настоящий
жестокий бой. И вот наш истребитель поймал всё-таки в турель немца и поджёг «мессера».
Немец выпрыгнул с парашютом и приземлился в нашем расположении. Лётчика привели
в штаб. Здесь находился хромающий, раненый в ногу один из командиров батальона.
Разъярённый боем и своим ранением, он не сдержался и ударил тросточкой по голове
немецкого лётчика. На голове его на наших глазах сразу же вздулся пузырь
величиной с кулак. Но лётчик вынес этот удар с гордой ухмылкой и ненавистью в
глазах. Он и бровью не повёл, чем вызвал некоторую даже симпатию к себе, хотя
каждый понимал, что это всё же враг, покушающийся на наш народ.
В конце шнаидемюльскои эпопеи немцы ночью предприняли массированный прорыв через
наши боевые порядки. Когда вышло солнце, мы увидели, что весь путь прорыва
немцев был густо усеян их трупами. Здесь же стояли подбитые или просто брошенные
танкетки, пушки и другое вооружение и машины. При осмотре было обнаружено, что
все рюкзаки солдат, кабины машин и танкеток были заполнены плитками шоколада - в
Шнайдемюле располагалась известная во всём мире шоколадная фабрика.
Так была разгромлена последняя Восточно-Померанская группировка немцев.
Завершилась и вся Висло-Одерская операция, начавшаяся с освобождения Варшавы и
закончившаяся полным освобождением Польши. Наши войска вышли на границу
Германии, захватив плацдарм на левом берегу Одера на немецкой земле в районе
города Кюстрина. Наш полк остановился на правом берегу Одера, где он, благодаря
острову, разделился на две протоки и был довольно широкий. На острове находились
немецкие укрепления. На том берегу - немецкий город Шведт. Правый берег
господствовал над левым, был высок и обрывист. Нам было видно всё, что делалось
на той стороне, вплоть до того, как бауэры проводили вспашку и посев хлеба. На
этом месте мы простояли долго - готовилась Берлинская операция, велось
пополнение наших частей людьми и материальным обеспечением, боевая учёба и
политические занятия. Нам выдали медали «За освобождение Варшавы», благодарности
Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина за освобождение померанских городов:
Кольберга и других. В целом Висло-Одерская операция оценивается, в том числе Г.
К. Жуковым, как блестящий образец крупнейшей стратегической наступательной
операции, развивающейся на уровне советского искусства прорыва. А бывший
гитлеровский генерал вынужден был признать: «Русское наступление развивалось с
невиданной силой и стремительностью. Невозможно описать, что произошло между
Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со
времён гибели Римской империи».
|