Писатель Алексей Олейников не только главный редактор журнала о детской литературе "Переплет", но и преподаватель литературы. На своей странице в Facebook он рассказывает, как строит диалог о произведениях современных детских авторов со своими учениками. Очень полезный опыт для всех, кто ищет верный тон и смыслы для таких разговоров  с детьми и подростками. 

 

    

 

Прекрасный материал для диалога - короткие рассказы. В последнее время молодое издательство "Волчок" предлагает целую серию сборников подобных рассказов. 

Итак, размышления и опыт Алексея Олейникова.

 

Часть 1-я.

"С рассказами из сборника "Волчка" "Внутри что-то есть" я работал и в прошлом году, давал его читать пятому классу в школе Перспектива. И тогда тоже столкнулся вот с какой закавыкой.

Классический инструментарий словесника отлично работает на сюжетных рассказах. Таких, как "Мама в командировке" Дарьи Варденбург или "Ведьма" Елены Лягушкиной из короткого списка Корафеста (фестиваля короткого рассказа - прим.)

Так же хорошо идут рассказы О^,Генри или Шекли (из цикла про Грегори и Арнольда). Для младших - "Дневник кота-убийцы" или "Бабушка, кричит Фридер".

Такие рассказы дети любят ярко, радостно - они смешные, легкие, разбираются, как головоломка и весело жуются, как мармеладные мишки.

 

Что там говорить, и Чехов, Куприн, Тургенев, при всей их академичности, тоже поддаются разбору - там вот вся эта любимая нами, шкрабами, мякотка деталей, описаний, все позвонки сюжета хорошо прощупываются - вот тебе и завязка, вот тебе и кульминация, вот тебе ясный этический посыл, вот тебе пейзажи, вот тебе и речевые характеристики, вот тебе Паустовский, вот тебе и Астафьев. Это идет со скрипом, но тут рельсы, машинная смазка и чудовищная инерция традиции.

На Бредбери такой анализ уже дает сбой - дети выделят, конечно, композицию "Улыбки", но будут нервничать (это вообще особенность Бредбери, он задает тремор, вибрацию внутри читателя, он его тревожит) Дети, не всегда вооруженные развитым аппаратом рефлексии, не могут внятно сформулировать, почему старина Рэй их раздражает, но чувствуют это очень хорошо. Чуйка у детей работает великолепно. Они пятками и кончиками пальцев чуют, что Бредбери говорит с чем-то внутри них и часто - помимо них, с их внутренним демонием, душой, анимой. К такому вторжению не каждый готов, потому что такое чтение не пассивный, а активный процесс, оно тебя меняет и перемены не всегда ожидаемые, желанные и приятные.

Но совершенно непонятно, как говорить об этом на привычном школьном языке.

Что говорить о таких текстах, как, допустим, миниатюры Востокова (я о "Зимней двери" и "Рябиновом солнце") или о рассказах в сборниках "Волчка" - я, в первую очередь, говорю о рассказах Дашевской, Ботевой, Кравченко.

Здесь я очевидно подступал к границам школьного анализа и что сделал, напишу в следующем посте".

 

Часть 2-я. 

"Ничего экстраординарного я не делал, да и не делаю на уроках. Детей не гипнотизирую, чакры не открываю, дух покойных писателей не вызываю.

Я с ними просто говорю.

Мой дорогой директор в школе Ковчег ругается, что я много говорю, мол, успеваю поболтать только с самыми активными, а молчуны отсиживаются. Беседа со всем классом малоэффективна.

Я каюсь и стараюсь исправиться. Не очень получается.

Очень уж говорить люблю.

В общем, я взял четыре вопроса Эйдана Чамберса (из книги "Расскажи") и пошел с ними, как с сетью, чесать рассказ Нины Дашевской (напоминаю, "Каштан в кармане"), вдоль и поперек.

 

 

Собственно, сам Чамберс тоже самое и предлагал - четыре базовых вопроса, а от них потом, как от печки, плясать в разные стороны, уточняя и развивая понимание детей. Вопросы тут как струны, они позволяют проявить и вытащить на поверхность коллективное понимание группы - которое больше суммы индивидуальных пониманий текста.

Попутно я ввел понятие трех планов повествования (на ходу сочинил) и мучал детей еще и этим вопросом.

- Что нам автор рассказывает и показывает?

- На что намекает?

- О чем умалчивает?

Итак, вопросы Чамберса.

- Что вам понравилось?

- Что не понравилось?

- Что вас удивило?

- Что бы вы изменили?

Понятно, что ответы детей взаимно их обогащали. Один слышал, что говорит сосед, и хотел добавить свою нить понимания, другой вспоминал, что не все сказал, третий вдруг осознавал, что рассказ вообще про другое. Вот дети, как ядерная смесь в реакторе, и разгонялись до рабочей температуры.

Резюмируя - рассказ понравился всем, кое-кто желал развить конец - мол, поменялись они каштанами и что?

Мальчиков раздражала нерешительность главного героя - и тут мы поговорили о том, почему некоторые родители и родственники склонны опекать детей. Особенно бабушки.

Потом пришло время частных, более тонких вопросов, которые привязаны непосредственно к тексту:

- Есть ли среди ваших знакомых человек, похожий на героев этого рассказа?

И сцепленные с ним следующие вопросы: 

- Как главный герой воспринимает мир?

- Как он выглядит, как вы думаете? Он полный или худой? Он быстрый или медленный? Любит болтать или молчаливый? А глаза у него какого цвета?

- А как его зовут?

Примерно половина сказала, что такие дети у них есть в окружении или они с ними сталкивались. Тут я отступил в сторону и рассказал о том, что такое прототип и типаж.

Все сказали, что герой ростом с них, и он не толстый и не худой))

Ввинчивал я, понятное дело, и вопросы на фактологию.

- Как выглядела Динка? Почему герой решил, что она старше него?

Оттуда мы перескочили на внутренний мир героя.

- Какие чувства он испытывал к ней? Почему его к ней притягивает?

Тут дети довольно быстро сформулировали, что героя притягивается к Динке, как к противоположности - она ходит сама, он все время с родителями или бабушкой, она же сама по себе, и рюкзак у нее не такой, как у всех, и ведет она себя независимо.

Следующий вопрос, конечно, остался без ответа и его я вбросил, играя на повышение.

- Почему вообще люди притягиваются друг к другу, как вы думаете?

Тут народ застеснялся, но когда я уточнил, что спрашиваю не о процессе ухаживания или симпатии, а о самом зерне интереса - как и почему мы обращаем внимание на одного человека и не обращаем на другого, немного подвис.
Тут важно, что когда мы видим торможение, надо дать паузу - заминка, мысленный стопор важнее всего для мысли, это признак, что разум упирается в стену самого себя, в пределы своего понимания. Если получится, то из этой мучительной тишины родится зерно нового смысла. Это редкое зрелище, оно стоит всего урока (тишина эта мучительна и для учителя, если он не знает ответа на вопрос - а только такие вопросы, в идеале, и надо задавать. Другое дело, что они должны ждать своего часа, как игла рефлексотерапевта в в футляре).

Но важно не пережать, не дать ослабнуть струне.

В этот раз из хаоса танцующей звезды не родилось. Ну, не каждый же день.

Сложные вопросы чередовались с относительно легкими, которые требовали высказывание мнения или эмоции, а не формулирования мысли.

- Легко ли ему в жизни, как думаете?

- Когда вы читали, вы узнавали что-то знакомое в этом рассказе?

- А что вам было больше всего интересно?

Припас я немного вопросов и с заковыкой - как раз на композицию.

- Рассказ похож на Проспект Космонавтов, описанный в нем же - там есть два течения. Одно - это течение рассказа и мысли героя.

- А второе течение - про что?

Автор показывает нам историю от первого лица, но в этом первом лице есть разные взгляды. Он смотрит на Димку глазами своими, а еще чьими глазами?

Тут с трудом, но мы выбрели на то, что герой оценивает Динку через оценку взрослых - он часть их мира
плоть от плоти этой семьи и потому все нормы усвоены им некритично. Но Динка как раз его и привлекает тем, что она другая, она не укладывается в его семейный шаблон. И два течения - это история его отношений с Динкой и история отношений с семьей.

Тут мы немного (краешком) поговорили о том, что в нас от нас самих, а что привнесено родителями и окружением. К сожалению, времени мало было и эта ветка обсуждения не была развернута.

Закончили мы классической аркой героя

Что изменилось в рассказе - от начала к концу?

В итоге дети набрели на понимание, что именно герой меняется. В начале он шел с родителями, в конце - сам. И это освобождение и дало ему шанс встретиться и обменяться каштанами.

Потом мы начали обсуждать, какие на вкус конские каштаны и почему их нельзя есть. А затем перешли к рассказу Варденбург. А потом кончилось время.

На два рассказа потребовалось полтора часа без перерыва".