ЧИТАТЕЛЬ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ГОРОДСКОЙ БИБЛИОТЕКИ

Сестры Алимовы. Слева направо Роза, Лилия, Ляля, 1942 год

Жители нашего города хорошо знают Лялю Измайловну Алимову – основателя и солистку татаро-башкирского фольклорного ансамбля «Умырзая» («Подснежник», 1989 г.), создателя добровольческой общественной организации «Живи, надежда!» (1999 г.). В 2002 году за добровольческую деятельность она награждена дипломом Организации Объединенных Наций (ООН). А еще Ляля Измайловна принадлежит к той части нашего народа, которую называют «дети-сироты войны». Она родилась 26 августа 1934 года и золотые годы начала жизни пришлись на военное лихолетье. О пережитом в детстве ее сегодняшний рассказ:

«Мой отец – Алимов Измаил Якубович родился 23 декабря 1907 года в деревне Красный Остров Горьковской области. До войны работал заведующим магазином промышленных товаров. В 1941 году в самом начале войны был призван Куйбышевским райвоенкоматом г. Омска и ушел на фронт 6 июля рядовым. В августе прошел 15-дневные курсы командиров. Служил в 777-ом артиллерийском полку, в Управлении 2-го дивизиона, 246-й стрелковой дивизии радиотелеграфистом. 246-я стрелковая дивизия была сформирована в г. Рыбинске Ярославской области, входила в состав 29-й армии Западного (позже – Калининского) фронта. В октябре 41-го (по другим данным в январе 1942-го) он пропал без вести в районе города Калинина. Папа среди многих других попал в самое пекло первых военных месяцев, где был хаос, каша из людей, орудий, земли и врагов. Сколько таких, как он, выполняя свой воинский долг, буквально исчезли с лица земли, оставив родных в неведении: когда, где и как прервался их земной путь?

Я хорошо помню, как мы провожали папу и даже гордились, что он уходит на войну. Теплым, солнечным июльским днем мы всей семьей отправились на сборный пункт. Он находился в центре города на месте современного сквера им. 30-летия ВЛКСМ. А тогда, в 1941 году, здесь располагался товарный двор городской железнодорожной ветки. Рельсы тянулись от вокзала до улицы Кузнечной (ныне ул. Маяковского), где был выход в город. Сюда приходили товарные эшелоны с разным грузом, необходимым для жизнедеятельности большого города: продуктами, техникой, углем, дровами. И, когда с первых дней войны началась мобилизация омичей на фронт, их увозили именно с этой железнодорожной ветки. Товарный двор с несколькими складами был огорожен забором и казался нам просторным и широким. Когда закончилась погрузка личного состава в вагоны, провожающих пропустили на его территорию. Последние взгляды, последние слова и поезд из 5-6 товарных вагонов тронулся в неизвестность, а мы бежали вслед за ним, пока не потеряли из вида папин вагон.

Мы – три сестры Лилия, Роза и Ляля – трех, пяти и семи лет остались с мамой – Мухаметовой Рашидой Мирзиевной. Мы понимали: ВОЙНА – всем одинаково трудно, голодно, холодно – и терпели. Что ели, во что одевались – страшно вспомнить, но знали: закончится война, вернется папа, все будет хорошо. За эти долгие четыре года мы одна за другой пошли учиться в школу, а мама, бедная мама, в тридцать лет на кого она была похожа в том одеянии? На бабу? Мужика? Здоровенные серые валенки, подшитые на сто рядов, не поймешь – телогрейка или душегубка по верху всяких нательных одежд, драный, сложенный вчетверо, без определенного цвета, платок на голове, прятавший поседевшие раньше времени волосы. Мамочка, которая из заведующей книжным магазином «КОГИЗ» на улице Ленина, превратилась в уборщицу в продовольственном магазине на Казачьем базаре, чтобы иметь возможность хоть как-то прокормиться. Она пекла пирожки, продавала или меняла их на одежду. Шила детские штанишки на лямках для мальчиков из разных материалов – одеял, покрывал, старых мужских и женских одежд – где их брала, не знаю. Так же не знаю, где она взяла лошадь с санями, на которых ездила в ближайшие деревеньки, чтобы поменять эти штанишки на продукты. А мы ждали ее приезда и, если задерживалась, не приезжала к ночи, мы в голос начинали реветь: все, маму съели волки, заблудилась в буране, мало ли еще что случилось… А, когда она вдруг к утру появлялась дома, ревели, бывало, еще больше: мамочка жива! Она приехала домой!

Я тоже взялась за «коммерцию» – взяв бидончик с холодной водой из колонки и кружку, шла на базар продавать воду – копейка за кружку воды, но таких 8-ми, 9-летних продавцов, как я, было немало, и моя торговля шла неважно.

В семь лет я научилась топить печку, варить манную кашу и картошку, шить из лоскутов трусики и еще много чему. Возила на санках уголь или вязанку дров, которые мама покупала на базаре. Уголь плохо горел, и мы втроем садились на плиту и грелись. Варила картошку в мундире. Для этого мне приходилось растапливать снег, так как мальчишка-квартирант из флигеля не давал нам выходить во двор, чтобы добраться до водокачки – постоянно дрался и чем попало закидывал нас. Поэтому я брала кочергу и, оглядываясь, шла за дом к сугробам, потом, растопив снег, варила эту картошку. Сахара не было – покупали сахарин, который продавали на базаре в пакетиках размером с лекарственный порошок. Помню, как однажды пожилая женщина мне под видом сахарина продала в таком пакетике соль. И как у нее хватило совести обмануть! Кого? Ребенка! Конечно, во все времена были и порядочные, и непорядочные люди. С сахаром связана была еще одна история. Где-то в 43-м году мама каким-то чудом раздобыла глиняную кринку со сладким лакомством и спрятала этот сахар на русской печке под самым потолком. Однако я ее случайно обнаружила, и с той поры постепенно сахар стал в кринке таять. Пока однажды не исчез совсем. Не стоит вспоминать, что было в доме, когда мама обнаружила пропажу. До сих пор стыдно…

Сутками мы стояли в очередях, чтобы не прозевать, когда привезут хлеб. Помогали его разгружать и получали за это лишний кусочек в довесок к норме, выдаваемой по карточкам. Когда совсем нечего было жевать (часто жевали простой жмых), бабушка, жившая во дворе, подкармливала нас кусочками хлеба или картошки.

Так и жили, как все в войну – в холоде, полуголодные, полураздетые. Жили с надеждой на окончание проклятой войны, на возвращение папы. На то, что наступят-таки светлые мирные дни, и что мы, наконец, снимем с себя отрепья с миллиардами вшей на этих одеждах. Отрастим красивые длинные волосы, которые из-за насекомых иногда приходилось сбривать наголо.

Всего не описать: каждое воспоминание о чем бы то ни было удобно и надолго укладывается большим шрамом на сердце, да так там и остается.

Наконец закончилась война!

Радость Победы несла с собой и радость скорой встречи с теми, кто вернется живым. Тем же, кому пришли «похоронки» или извещения «без вести пропал», она несла надежду на чудо – а вдруг!
Я помню, когда пришел первый эшелон с вернувшимися с фронта солдатами. Это было в 8 часов утра 22 июля 1945 года. Помню потому, что с этого часа мы вчетвером – мама и три худенькие невзрачные девочки – ежедневно встречали каждый эшелон, всматриваясь в каждого солдата: вдруг папа! Так и ездили до тех пор, пока не перестали приходить эти поезда радости для многих, оставшихся в живых в страшном пекле той войны. С какой завистью смотрели мы на этих счастливцев, когда их мгновенно окружали родные люди – и старенькие, и маленькие, и поседевшие жены. Нам же так и не пришлось никого окружить радостью...

С последним письмом от 23 сентября 1941 года, когда папа сообщал, что пишет с поля боя и, если останется живым в этом бою, напишет обязательно еще. И вот с того времени, с первых месяцев войны и до наших дней, на все вопросы об отце мы получаем ответы: «нет», «не значится», «не числится», «неизвестно» и т. д.

Что ж, жизнь продолжалась, мы росли, учились в школе, кое-как питались и кое-как одевались. Мама работала уборщицей в том же магазинчике на базаре – жили, как все, у которых не вернулись с войны их отцы.

Мы выросли, сами выбрали себе дорогу. Я 40 лет до пенсии проработала медицинской сестрой в медицинских учреждениях Октябрьского округа Омска. Средняя сестра – Роза – трудилась на заводе им. Баранова, младшая – Лилия – на aвиационном заводе «Полет». Теперь мы все трое – пенсионеры.
Но по-прежнему, когда в День Победы я хожу среди убеленных сединой, проживших долгую жизнь ветеранов войны, вглядываюсь в их лица, я ощущаю себя на том вокзале 1945 года – а вдруг! Хотя и знаю, что «а вдруг!» не наступит теперь никогда…»

Р.М. Мухаметова - мама сестер Алимовых, 23 июня 1932 года