Бухолц – имя военное

 Не начинайте дело, конец которого не в ваших руках!

В. О. Ключевский

Я бы еще уточнил так – «не зная броду, не лезь в воду». И он, конец, как читателю давно известно, в наших руках. Даже в архив заглядывать не надо. Подлинный послужной список Бухолца, хранящийся в фонде коллекции «офицерских сказок» Военно-исторического архива, опубликован мной еще в 60-е годы. Есть и другие авторитетные источники информации.

Омский читатель довольно наслышан об «антропонимическом синдроме» Бухолца. О ненаучных попытках «лингвистов» от исторического краеведения вернуть все «на круги своя». То есть восстановить «литературное правописание» БухГольц. По немецкоязычной антропонимической модели. Не имеющей никакого отношения к этой исторической личности. При отсутствии упоминания в такой форме в авторитетных архивных правовых первоисточниках.

Слышали андерсеновскую сказку о новом платье короля? Из этой серии. У моих оппонентов «много амбиций и мало амуниции». «Фиговый листок» и тот не просматривается. В смысле больших претензий на владение проблематикой вопроса и абсолютной беспомощностью в его решении. В нарушение права исторического имени. Его принадлежности и целостности.

Прозвища бытовали во всех слоях общества. Существуют они и теперь. Только ныне в отличие от феодального периода они остаются в обыденно-разговорной речи. А в те доантропонимические времена попадали в делопроизводственную практику эпохи: различные акты, списки и т. п. Приведу несколько примеров превращения прозвищ в официальные прозвания.

Предки известного военачальника 17 столетия, боярина Б. П. Шереметева носили «лошадиные прозвания». Предок – Шеремет – адаптированный в русском языке тюркский эпитет, семантика которого – «горячая лошадь». Предок Бориса имел прозвище Кобыла. Андрей Шереметев вообще записан Жеребцом. А вот Федор носил обидное прозвание Шевляга, что в переводе с тюркского – Кляча.

А нынешние «лингвисты-писатели», знатоки литературной нормы норовят в правовой исторический антропоним для благозвучности воткнуть -ь знак. Шереметьев, мол, надо писать, неучи!

Прозвища носили и цари Рюриковичи: Грозный, Тихий, Темный, Калита... Вплоть до именуемой ныне ненормативной лексики. У предков были на сей счет свои представления – «что такое хорошо и что такое плохо».

В материалах Разрядного приказа такие уничижительные официальные прозвания: стольник и воевода Иван Матвеев сын Сопля-Бутурлин. Его старший сын, тоже Иван, воевода в Мценске, в отличие от отца прозывался в официальных документах Сопленок – Бутурлин. Младший, стольник и воевода, Емельян тоже Сопленок из рода Бутурлиных. В этом старом боярском роду различные прозвища имели и другие липа: Василий Клепик – Бутурлин или Федор Ворон – Бутурлин. В разрядных записях такая антропонимическая формула была, как говорится, «за обычай».

Прозвищные именования проникали в официальную сферу приказного делопроизводства из устной, просторечной лексики и закреплялись в ней в качестве правового юридического знака человека.

Прозвания имели все. В том числе и сам царь Петр I. Представители этой онемеченной династии предпочитали не подписываться фамилией Романов. Вплоть до Николая II, последнего русского царя. И даже «родословное древо» со временем от восточных выходцев сменили на западного родоначальника. Еще в начале прошлого столетия петроведы, изучая частную переписку кабинета Петра I, обнаружили документы, подписанные им прозванием и прозвищем. В ряде бумаг, в том числе ведомостях на получение зарплаты корабельного мастера, значится Петр Михайлов. Прозвание это традиционно-патронимично – по имени своего деда. Что же касается его прозвища, то оно довольно метко отражало сексуальную неутомимость «Отца отечества и Преобразователя России», сочинителя хвалебного гимна Бахусу, одного из организаторов «всешутейшего и всепьянейшего собора» придворных вельможных алкашей и развратников, скромно именовавшего себя «соборным протодьяконом». В своих приватных письмах «князю-кесарю» Ф. Ю. Ромодановскому и интимным друзьям «нашей компании» – его собутыльников по «бахусовым и венусовым» подвигам – царь прямо так и писал свое прозвище из трех букв.

Как свидетельствуют документы, эти веселые «хмельницкие и амурные потехи» стоили некоторым первым фамилиям жизни.

Встречаются в тех архивных источниках и имена сослуживцев И. Бухолца по Преображенскому полку, гвардейских офицеров и других «знатных особ», получивших приглашение на шутовскую свадьбу «князь-папы», учителя Петра I, Н. М. Зотова. Значится там и фамилия старшего брата Основателя Омска. В списке «ряженых» с музыкальными инструментами читаем: «Авраам Бухолцов в бернандинском платье среди морских офицеров с дудочкой». Здесь же и Савва Рагузинский «в венецианском платье со свирелью». С графом С. Л. Владиславичем-Рагузинским Бухолцу довелось позднее решать русско-китайскую пограничную проблему. В общем, в тех списках – «знакомые все лица». С кем ему доводилось служить и близко общаться. Там принимали участие те, кого Петр I в своих письмах именовал не иначе, как «наша кумпания». И если И. Бухолц лично не участвовал в этом широко известном историческом событии, происходившем 15 января 1715 года, то это объясняется опять же документально, его письмом, посланным 13 января из далекой Сибири. В нем Бухолц докладывал о ходе подготовки экспедиции за «золотым руном».

В служилой среде широко бытовало специфически военное и иное прозвания «начального человека». Оно должно было отражать его наиболее характерные психофизические и иные свойства, наиболее ярко отразившиеся на его профессиональной деятельности. Такие прозвания сплошь и рядом так «прилипали» к человеку, что он бывало носил их всю жизнь. Они фиксировались в официальных списках «служилых людей» еще с 15 столетия. А позднее – перешли в качестве прозвищных имен и в исторические публикации.

Вот образчики именований дворян, выписанные мной из архивных послужных списков: Бакака, Бука, Буня, Букан, Молчан, Сурьян, Малюта и т. п. Список русских неканонических имен можно продолжать. Характерный пример. Многие из литературы, кинофильмов знают знаменитого палача – опричника паря Ивана Грозного Малюту Скуратова, чье имя стало нарицательным. Но даже историки, кроме, разумеется профессионалов в области проблематики феодальной эпохи Московского государства, не знают о том, что по документам его официальное именование – Григорий Лукьянович Вельский. Малюта – его прозвище. Скурат – прозвище его отца. А Вельские – их родовое фамильное прозвание.

Обратите внимание на вышеупомянутые, адаптированные в русской лексике тюркоязычные прозвища: Букан, Бука, Буконя. В татарском – Букей. Применительно к «начальному человеку», а именно военно-служилыми людьми были и предки Основателя Омска – этимологическое объяснение трактуется как суровый, угрюмый, неприступный человек. Прозвание отца Дмитрия патронимично – оно идет от предков и в четвертом поколении превратилось в родовое прозвание Филипп Буколт.

А что означает прозвание Бухолц? – спросит читатель.

В предыдущих статьях мы уже говорили об аппелятивах: бухало и бухолц. От него и произошло собственно военное официальное прозвание.

Еще со времен глубокой древности тематические именные глагольные образования идут от тюркоязычных прозваний.

Бухало – человек ухающий, подающий команду в артельной работе. – Эй ухнем! Ух! Применительно к военно-служилому, мы тоже имеем дело с так называемым тематическим именем, связанным с глаголом действия. Точнее его основой. Не следует забывать, что прозвание «начального человека» выступает здесь не в качестве «чистой» глагольной основы, а в определенном для русской антропонимической категории своего времени оформлении, И в этом отношении первичная семантика глагольной основы аппелятива, послужившего в качестве фамильного прозвания, не есть его точный, абсолютно исчерпывающий смысл.

Важным моментом в характеристике антропонима Бухолц, связанного с глаголом действия, является тот факт, что там, где корень допускает различные формы и степени огласовки, в образованиях этого типа, как правило, выступает огласовка – О – БухАлп – Бу-хОлц.

Изучая различные архивные списки служилых людей, я нередко встречал именования славянские, русские по происхождению и основам, от устаревших слов или диалектных форм, бытовавших в народном языке, оформленных случайными аффиксами. Такие написания подчас не воспринимаются как русские. Поскольку, наши «современники – антропонимисты» смотрят не на корневую морфему, а придают главную роль суффиксальным элементам. Однако в феодальном быту люди мало придавали значения «национальному обличью» прозвищных суффиксов. Прозвище человека, в том числе Основателя Омска, «обкатывалось» в устной, обыденной речи, сокращалось. Это не мешало прозванию переходить в письменное делопроизводство. В качестве самостоятельных, законченных юридически значимых именований. Главное правило переписей гласило: фиксировать имя в бумаге так, как человек сам себя называл.

Антропоним Бухолц – не личное творчество его носителя. Оно дано ему социальным окружением. Каков же этиологический смысл прозвания Бухолц?

На той переходной стадии становления прозвищных фамилий, к которой относится и именование Ивана Дмитриевича, в русском языке существовало гораздо больше прозваний, не оформленных фамильными суффиксами типа -ов или -ев.

В предыдущей статье мы уже выясняли этимологию термина Бухолц. Он содержит обязательную антропооснову, характеризующую человека по его внутренним свойствам. Нарицательное значение прозвищности в его основе свежо и прозрачно. Этимологическое тоже, как видим, не погашено. И фамильное прозвание «начального человека» – Бухолц – можно воспринимать как именное образование со значением действия. На наш взгляд, это могло быть такое идеоматическое понятие, как «командирский голос». Его и поныне вырабатывают у курсантов военных училищ. На сей счет в армейской среде от века бытует традиционное неписаное правило. Суть его в том, что недостаток интеллекта следует восполнять голосом. В нашем случае прозвание Бухолц детерминировано именно профессиональным фактором. Характерным признаком такого фамильного прозвания мог послужить именно низкий, отрывистый глухой голос «начального человека». Он «ухал» при подаче команд. И это ассоциировалось с криком бухалена. Особенно впечатлял рев самцов в брачный период. Даже русская пословица на сей счет имеется: «Вопит как бухало на болоте». Словом, «крикун» да и только. И этим обусловлено его военное прозвание.

Это соображение основано на том, что в свой докомандный военно-служебный период в полковых списках Иван Дмитриевич значится по семейному родовому прозванию своих предков. И уже будучи в командных чинах, приобрел военное имя – Бухолц.

Архивист К. Канаки в своей публикации с довольно ехидным названием «О БухГольце с «нижегородским прононсом» заявляет: «Докажу всем, что исконно русская фамилия «Бухолц» происходит вовсе не от «бУхать» – стрелять. А от не менее древнего «бухАть» – пить! И попробуйте докажите обратное».

Что ж, попробуем объяснить.

Семасиологический анализ термина идет от звучания к его содержанию, связанному с тем, что он обозначает. Слова «бУхать» и «бухАть» действительно образованы от одной глагольной основы. Но в семантическом плане они не имеют общих элементов смысла. Это так называемые слова-омонимы. Имея одинаковое графическое написание, они различны по звуковому произношению. Идентичные по графическому облику, они несут в себе и разное понятийное содержание. Здесь мы как раз имеем дело со словами разного смыслового значения. По звучанию и ударению образуются и разные этимологические понятия. Их запрещается объединять в одну лексему. Они и в словарных гнездах употребляются в словесном окружении, поясняющем их смысл.

Суть дела заключается не в том, чтобы по субъективным пристрастиям «привязать» этимологическое значение прозвания исторической личности к словам «бУхать» или «бухАть», не имеющих общих семантических элементов, а в поисках исторически реальных обоснований. С точки зрения теории русской антропонимики.

Высказав, в общем-то, здравую мысль о необходимости «системного восприятия документированного знания» и даже пообещав просветить читателя в области «словоизменительной антропонимической нормы», он этим и ограничился.

Так кто же эти «авторитеты» в области «антропонимической проблемы Бухолца», на которых ссылается К. Канаки? О «корифеях дореволюционной и советской археографии» будет сказано в другой раз. А здесь о его «реверансе» в сторону поэта Л. Мартынова, якобы «высмеявшего всякие попытки объяснения происхождения Основателя Омска, исходя из русских прозвищ». В отличие от автора этих строк лично я еще в довоенные годы читал в местной периодике и даже сохранил одну заметку на сей счет. И она свидетельствует, что «высмеял», мягко говоря, неправда. А правда заключается в том, что и в середине века старейшая представительница – «первая леди» – цеха омских писателей М. К. Юрасова, вслед за поэтом Л. Мартыновым, в своих работах объясняли происхождение фамилии Основателя «от ружья», именуемого в старину «бухальцем». В общем, по лексикологу В. Далю.

Мартынов, конечно же, выдающаяся историческая личность российского масштаба, но, сами понимаете, никогда не претендовал на авторитетность в области антропонимики. У него своих профпроблем хватало.

Я бы тоже мог кое-что процитировать из творческого наследия нашего земляка с этаким антропонимическим налетом. Ну хотя бы это: Он был монтером Ваней, Но в духе парижан. Себе присвоил имя – Электротехник Жан. А вот на основании каких источников, кто, как, почему и зачем присвоил русскому дворянину Бухолцу немецкоязычный антропоним Бухгольц. К. Канаки не объяснил. «Ущучить» писателя И. Петрова проще, чем объяснить «по науке» это превращение.

Куда проще объяснять явления, скажем, так. Приехал русский лингвист А. X. Востоков в Германию, стал Остеном. А в Россию немец Миллер – нарекли Мельниковым. Беккера записали Пекаревым. Шмидта, конечно же, – Кузнецовым. По этой логике и Иван Бухолц, не бывавший «за бугром», стал не иначе как Ганс Бухгольц. Тут мне вспомнился один старый еврейский антропонимический анекдот о том, как Нема стал Стёпой. Не привожу по причине ненормативной лексики.

А если серьезно, то не только методы исследования, но и сам путь к постижению антропонимической истины должен быть истинным.

И, заключая разговор о военном прозвании Основателя Омска, отметим, что выводы наши покоятся на комплексном изучении базовых архивных источников военно-служебных, поместно-владельческих, сфрагистических, генеалогических.

Военное прозвание Бухолц – личный правовой знак, не являющийся наследственной семейной фамилией его потомков.